Адъютант афганского эмира Гулам Хайдар-хан Афшар и его
помощь русскому врачу
Имея сведения о готовящихся в Мазари-Шерифе смутах и междоусобиях,
естественно, я должен был подумать и о своем положении. Конечно, лишь только
будет положено начало кровавой драме, я мог рассчитывать на все лишь самое
худшее. Уж если туземные влиятельные люди не были гарантированы от разных
неприятных случайностей, то я, иностранец, «каффир», да еще член русского
посольства, которое было так много виновато перед авганцами — я еще менее мог рассчитывать
на спокойствие и безопасность среди борющихся партий. Кроме того я мог
опасаться обвинения в смерти эмира или, по крайней мере, в неумелом лечении его
болезни. Это могло случиться тем вероятнее, что туземные придворные врачи
охотно сложили бы с своих плеч на мою голову бремя обвинения в печальном исходе
болезни эмира. Раз пущен был бы в массу народа подобный слух — и положение мое
сделалось бы крайне критическим: толпа не рассуждает1. Поэтому 8
февраля, в день смерти эмира, я хотел уведомить Лойнаба о том, что намерен
выехать немедленно в Ташкент. Но следующие соображения заставили меня отложить
это намерение. Я оставался в Авганистане при эмире не только в качестве врача
его, но и в качестве неофициального политического агента Русского
правительства. Хотя я и не имел формального предписания в этом смысле, но думал,
что и словесные приказания в этом роде одинаково обязательны, как и предписания
за подлежащим №. Когда ген. Разгонов оставлял меня в Мазари-Шерифе, то кроме
той цели, чтобы из меня образовать арьергард для «отступающей» миссии, он имел
в виду еще и другую, именно — он поручал мне пост политического агента.
Конечно, так он поступил не на свой страх, а руководясь прямым приказанием ген.
Кауфмана. «Д-р Яворский — писал ген. Кауфман в одном из своих писем к Разгонову
— оставаясь в Авганистане после отъезда миссии, будет очень полезен для
русского дела; он не будет официальным политическим агентом, но может
доставлять нам очень нужные сведения». — Таким образом волей-неволей мне
приходилось оставаться в Мазари-Шерифе и быть свидетелем всего, что могло
произойти при вспыхнувших смутах.
Между тем один из адъютантов эмира, Гулам-Гайдер-хан, родом авшарец2,
извещая меня о готовящемся междоусобии, дружески советовал мне как можно скорее
выехать из Авганистана.
— Хорошо было бы, говорил он мне, — если бы вы в эту же ночь (8 февраля)
выехали из Мазари-Шерифа и постарались бы утром следующего дня быть уже за
Дарьею. Нужно ждать больших беспорядков в Мазари-Шерифе.
— Да я то тут причем, спросил я его? — Ведь в имеющем быть споре больших и
малых людей за наследство эмира я не приму никакого участия. Я только буду
зрителем всего того, что совершится.
— Э! Вы совсем не знаете авганцев, ответил мой бывший пациент. Поверьте
мне, что лишь только покажется хотя капля крови, авганцы перестают быть людьми;
они делаются настоящими зверями и в это время не разбирают ни правого ни
виноватого, не щадят ни себя, ни других. В момент разгара страстей они могут
вам наделать больших неприятностей, не обращая внимания ни на право, ни на
страх последующего возмездия со стороны русского правительства.
Отчасти я был согласен с ним, но все же должен был до поры до времени
остаться в Мазари-Шерифе.
1) Справедливость требует сказать, что авганцы,
«среднеазиатские дикари», как их называют англичане, оказались, в данном
случае, много благороднее своих восточных, «просвещенных» соседей. Ни один
авганец не обвинил меня в смерти эмира, между тем как англо-индийская пресса
дов. долго и энергично распускала про меня гнусную клевету.
2) Авшарцы — тюркское племя, значительная часть которого
во время Надир-Шаха была выселена из Персии в Авганистан.
Яворский, Иван Лаврович. Путешествие русского
посольства по Афганистану и Бухарскому ханству в 1878-1879 гг. : из дневников
И. Л. Яворского / [соч.] И. Л. Яворского. — СПб. : Тип. д-ра М. А. Хана,
1882-1883. - 2 т. Том 2. Том 2. 1883. VIII, 387 с.; 1 л. илл., 1 карта. Стр. 243—244.
No comments:
Post a Comment