Как армяне пользовались плодами российских завоеваний на
Кавказе
За Елизаветполем, ― старинною Ганжею татар, ― степь обращается уже в
пустыню. На бесплодной глине, сверкающей будто льдом своими солончаками,
колышатся только безотрадные бурьяны колючего «верблюдятника». А между тем вода
тут на каждом шагу. Она проступает наружу сквозь каждую трещинку, в каждой
ложбинке. Копните пол-аршина, четверть аршина, и уже лопата попадает в воду.
Везде тростнички, грязные стоячие лужи ― на этих бесплодных солонцах. Вероятно,
здесь можно было бы отлично разводить рисовые плантации, но вряд ли кто-нибудь
занимается здесь этим.
Изредка натолкнешься на затерянное в степи грязное цыганское кочевье или на
кусок засеянного поля, охваченный пустырем. Только тем, где железная дорога
жмется близко к Куре, сколько-нибудь людно. Там тянутся, жадно теснясь к
плодоносящей водной жиле, ряды деревень с тополями, тутовыми деревьями,
виноградниками. В каждой деревне, на каждой станции железной дороги особые
вышки на столах с жилыми чердаками; я думал сперва, что обычные сторожевые
вышки, как в Чечне и Закубани, но местные жители уверяли меня, будто это
постройки для летнего ночлега, где непривычные русские люди, обреченные жить в
этих степях, спасаются от невыносимых уколов комаров, не подымающихся высоко от
земли.
Трудно представить себе, что едешь по русскому царству. Нигде ни одного
русского лица, ни одного русского слова, ничего русского; хоть бы случайно
где-нибудь мельнук крестик православного храма; а ведь вот уже скоро целое
столетие, как этот край считается русским. Впрочем, надо отдать справедливость
здешней татарве, что и мусульманских мечетей почти совсем здесь не видно.
И тут, как у берегов Черномория приходит в голову все тот же неотвязный
вопрос: да отчего же в течение целого века не завели мы здесь русских
поселений? Здесь столько простора, а из России ежегодно валят толпы трудового
народа, отыскивающего свободных земель, ― почему бы не направить их
давным-давно сюда хотя бы на государственный счет? Живые оазисы русской силы
стали бы в этих окраинах гораздо более надежною охраною русских государственных
интересов, чем крепости, кордоны и тюрьмы.
К сожалению, немногие высшие администраторы наши смотрели верным и твердым
взглядом на водворение русского племени в присоединенных к нам инородческих
землях. Относительно Кавказа это могло объясняться, кроме общих причин,
влиявших на характер наших правительственных мероприятий известного времени,
еще и тем обстоятельством, что нередко направление местной административной
деятельности зависело от людей нерусского происхождения, имевших, быть может,
свои серьезные заслуги и достоинства, но весьма естественно лишенных того
чуткого национального-русского чувства, которым обладали патриоты, подобные
Ермолову, и которые одно могло бы подсказать им необходимость многих мер.
Переселение русских людей в Закавказский край, точно так же как и на
Черноморское побережье, не только никогда не поощрялось, но постоянно встречало
до недавнего времени систематическое сопротивление в местной администрации,
прикрывавшееся разного рода благовидными предлогами. Ясно, что тут сказывался
инстинктивный дух отпора коренных закавказских племен, боявшихся уступать
русской силе частицу своего местного значения и неизбежно влиявших, разумеется,
на многочисленных официальных деятелей из их же среды. Это естественное
стремление каждой этнографической силы отстаивать пределы свои от вторжения
других сил ― нисколько не удивительно и не предосудительно для нее самой и
только указывает на ее живучесть. Но это тем не менее очень плохое оправдание
для представителей собственно русской государственной идеи. Тем более, что
удались же попытки, напр., немецкого племени водворить на Кавказе свои колонии.
Особенно стыдно вспомнить, как разлетелось дождевым пузырем, единственно
вследствие несочувствия местной администрации, составившееся в 1869 году очень
солидное общество русских капиталистов и предприимчивых людей для приобретения
земель в Ширакской степи, на Иори и других местах Кавказа, пользовавшееся к
тому же высоким покровительством великого князя Наместника. Если бы не
совершенно случайное обстоятельство, ― именно, насильственная ссылка за Кавказ
целыми толпами и в течение долгих лет наших наиболее преследуемых сектантов,
духоборцев, скопцов, молокан, субботников, начавшаяся еще при императоре
Николае, то, конечно, мы до сих пор не увидели бы ни одного чисто русского
поселка ни в одной из закавказских губерний. Эти же глубоко русские люди,
настолько стойкие характером, что ради своих убеждений решились подвергнуться
изгнанию из своей родины, ― к счастью, прочно водворили русскую народную силы
хотя в тех немногих уголках, где им пришлось угнездиться. Зато армянская
народность была гораздо счастливее русской и нашими собственными стараниями
достигла господствующего положения во всем Закавказье, особенно же в южных
окраинах его и в городах Грузии.
Можно сказать без преувеличения, что все кровопролитные войны России на
азиатском театре войны велись в конце концов в пользу армянского населения
Персии и Турции, которое переселялось к нам после каждой войны и нашими
властями, и самовольно, в огромном множестве и вслед за тем захватывало в свои
энергические и ловкие руки всю экономическую жизнь закавказских областей, куда
оно проникало. Теперь, можно сказать, грузины, недавние господа армян, стали их
покорными хотя и невольными данниками. Армянские капиталы, армянская торговля и
промышленность ― безраздельно царят теперь над Грузиею.
Марков Евгений, Россия в Средней Азии. Очерки
путешествия по Закавказью, Туркмении, Бухаре, Самаркандской, Ташкентской и
Ферганской областям, Каспийскому морю и Волге. В 2-х томах и 6 частях. Том I-й.
Ч. I. Побережья Кавказа. Ч. II. В Туркмении. Ч. III. На Оксусе и Яксарте. ―
СПб.: Тип. М.М. Стасюлевича, 1901, стр. 109―112.
No comments:
Post a Comment