От Сан-Стефано до Батума, 1878―1921
Русско-турецкая война 1877-1878 г. велась из-за славян, ради целей России
на Балканском полуострове. Итог ей был подведен сначала в Сан-Стефано, наедине
между победителем и побежденным, а потом, уже окончательно, в Берлине, на
конгрессе великих держав, с Бисмарком в роли "честного маклера".
Кавказский фронт, считавшийся второстепенным, давал однако России
возможность угрожать жизненным силам противника в Малой Азии, и судьба кампании
была решена падением, в ноябре 1877 г., вслед за Плевной, и Карса.
Адрианопольский протокол 32 января 1878 г. (н. с.), наметивший
предварительные условия мира между Россией и Турцией, постановлял (п. 5), что
Блистательная Порта возьмет на себя обязательство возместить России военные
издержки и потери. Способы погашения этого долга допускались при этом
различные. В частности, предусматривалось погашение "репараций"
посредством территориальных уступок. У Оттоманской Империи было что отдавать.
Этот "территориальный" способ возмещения военных расходов допущен был
и Сан-Стефанским трактатом.
Сан-Стефанский мирный договор был подписан 3 марта, а по старому стилю
19-го февраля 1878 года, то есть в годовщину освобождения крестьян Александром
Вторым. Выбор дня показывает, какое значение Россия придавала этому трактату ―
акту освобождения балканских славян. Вынужденный пересмотр его Берлинским
конгрессом доставил, как известно, много огорчений победителю. Нет надобности
напоминать о его разочарованиях. Наша задача сводится к тому лишь, чтобы
вкратце возобновить в памяти читателя некоторые обстоятельства, связанные с
отторжением в 1878 г. от Турции и присоединением к России трех знаменитых в
новейшей истории не одного Кавказа санджаков ― Батума, Карса и Ардагана.
Война 1877 г. считалась освободительной, и "славянские" интересы
России весьма обеспечивались по миру созданием вновь или усилением христианских
государств на Балканах. Поэтому о территориальных приобретениях оказывалось
вообще не удобно говорить. С другой же стороны, победителем было решено, во что
бы то ни стало, вернуть себе обратно от Румынии часть Бессарабии, потерянную
Россией после Крымской войны в силу Парижского трактата 1856 г. Румынию же
вознаградить Добруджею (отхватив последнюю от Турции), а также обеспечить себе
на Кавказа более выгодную в стратегическом отношении границу. Для этого Турция
должна была отдать Карс, Ардаган и Батум, составлявшие вместе с Эрзерумом,
весьма внушительный оплот ее против России в тех краях. Аннексия осуществлялась
под маской уступки Турцией этих провинций в погашение долга, т. е. обязанности
возместить России военные расходы. Сан-Стефанский договор постановлял, в ст.
19, что в счет возмещения расходов и потерь, вызванных войной, Россия получит
"Ардаган, Карс, Батум, Баязет и территорию до Саганлуга". Кстати,
причитавшееся России вознаграждение исчислялось в 1.410 миллионов рублей,
уступка же трех кавказских округов вместе с санджаком Тульча в Европе
(Добруджа) ценилась в 1.100 мил. руб.
Заметим тут же, что в Берлинском трактате 13 июля 1878 г., навязанном Европой
России вместо Сан-Стефанского договора, отказ Турции от санджаков не
связывается с вопросом о военном вознаграждении (ст. 58); но в русско-турецком
мирном договоре, подписанном дополнительно к Берлинскому 8-го февраля 187 г.
(н. с.), стоимость уступленных территорий, согласно первоначальному плану
вычитывается из общей суммы военного вознаграждения, и остаток определяется в
802.500.00 франков (ст. IV).
С приобретением трех санджаков Россия получала в Малой Азии, на случай
новой войны с Турцией, гораздо более грозное исходное положение, чем то было до
войны 1877 года. Рушился треугольник Эрзерум-Батум-Карс, и владения султана в
Азии казались теперь недостаточно защищенными, что чрезвычайно беспокоило
Англию. Противодействие, оказанное ею тогда, выступления Дизраэли-Биконсфильда
против России, опасения дальнейших успехов ее в Передней Азии, вся вообще
картина соперничества в те годы этих двух держав достаточно всем знакомы. Но
полезно напомнить, что Англия упорно противилась на Берлинском конгрессе чрезмерному
усилению России на Кавказе за счет Турции, особенно же водворению ее в Батуме и
в Баязете. Владея, например, последним, Россия распоряжалась бы караванным
путем в Персию (Тавриз) из Эрзерума! и т. д. Компромисс по вопросу о
территориальных уступках Турции был достигнут благодаря отказу России от
Баязета и от "территории до Соганлуга", иначе говоря, от Алашкертской
долины, обеспеченными ей по С.-Стефанскому договору; а с другой стороны она
обязалась допустить порто-франко в Батуме.
Таким образом, приобретения России на Кавказе после войны 1877-78 гг.
ограничились тремя санджаками ― Батума, Карса и Ардагана, из которых образованы
были просуществовавшие до 1918 г. области Батумская и Карсская.
Насколько значительна была в те времена тревога, вызванная в Турции и
Англии ожидавшимся переходом Батума и Карса в руки России, и как живо было
опасение, что дело этим не ограничится, и что Оттоманской Империи и английским
интересам на Ближнем Востоке угрожают дальнейшие опасности, этому имеется
достаточно красноречивый дипломатический памятник в виде конвенции об
оборонительном союзе Великобритании и Турции, подписанной в Константинополе
4 июня 1878 г., т. е. накануне открытия занятий Берлинского конгресса (13
июня). По силе этой конвенции Англия взяла на себя обязательство в будущем, т.
е. в случае новой войны, принять участие в вооруженной обороне турецких
владений, если Россия удержит в своих руках, т. е. окончательно получит в
Берлине Батум, Ардаган, Карс, обещанные ей в Сан-Стефано; или попытается позже
овладеть какой либо другой частью владений Султана. С своей стороны Турция
согласилась, на оккупацию и управление Англией острова Кипр. А дополнительным
соглашением 1 июля того же года было условлено, что если Россия вернет в
будущем Турции "Карс и другие завоевания, сделанные ею в Армении во время
последней войны", то Англия очистит Кипр, и конвенция 4 июня (см. выше)
утратит силу.
Позже, с коренным изменением всей политической обстановки, случилось, что
Россия действительно вернула Турции Карс и другие завоевания 1878 г. Это
произошло по Брест-Литовскому миру в 1918 году! Однако, Англии не было
основания очищать Кипра. В войну 1914 и сл. годов, она оказалась, вместе с
Россией, во враждебном Турции лагере, и условная оккупация Кипра превратилась в
аннексию. Прокламацией 5 ноября 1914 г. Кипр был присоединен к владениям
британской короны. Турция дала свое признание этому акту в Лозанском договоре
1923 г.
В протоколах Берлинского конгресса не сохранилось никаких следов внимания к
политическому прошлому трех санджаков, тогда мало кому известному. Не
связывались они и с армянским вопросом, несмотря на довольно свободное и не
слишком в данном случае оправданное пользование географическим термином
"Армения", по отношению к совокупности этих земель. Что часть отходившей
от Турции территории, часть немалая,
входила некогда в состав исторической Грузии и была, так сказать, турецкой
Грузией, этого никто, кажется, в Берлине не подозревал. Правда, в одном из
заседаний конгресса (6 июля 1878 г., см. протокол № 14), маркиз Сольсбери
говорил о нежелании населения Батумского санджака подчиниться русской власти и
вспомнил по этому поводу о "храброй мусульманской народности", там
обитавшей; но имел он в виду лазов, и говорилось это в интересах Турции.
Санджаки эти снова стали предметом
дипломатической хроники, благодаря Брест-Литовскому договору, подписанному 3
марта 1918 г., т. е. ровно в сороковую годовщину Сан-Стефанского мира, в такое
время, когда национальное сознание кавказских народов далеко шагнуло вперед,
сравнительно с 1878 г.
Постановления Брест-Литовского договора об округах Ардагана, Карса и Батума
сводятся к следующему. Русские войска незамедлительно их очистят. Советская
Россия обязывается "не вмешиваться в новую организацию
государственно-правовых и международно-правовых отношений этих округов".
Населению их предоставлено право "установить новый строй в согласии с
соседними государствами, в частности с Турцией (См. ст. 4 Б.-Л. договора).
Постановления эти должны быть сопоставлены с заявлением сделанным в
конференции в марта (см. стеногр. отчет) о том, что население округов просило,
будто бы, Турцию и Германию, чтобы ему дана была возможность вновь
присоединиться к Турции. Вообще, победители, диктовавшие тогда свою волю
Советам старались дать принципиальное оправдание возвращению Турции трех
санджаков, уступленных ею в 1878 г., и оправдания этого они искали в
"национальном самоопределении". Воспользовались этим обоюдоострым, но
модным оружием потому что начало самоопределения было тогда в ходу и в
советских кругах, а незадолго перед тем, было провозглашено и в одной из речей
президента Вильсона (а именно в речи "о четырех принципах" 11 февр.
1918 г.), следовательно и отторжение санджаков совершалось в согласии с
политическою мудростью дня. Но вот, что удивительно. Округам, получившим право
политического самоопределения, дабы присоединиться к Турции, предложено было
"установить новый строй" в согласии не с одной Турцией, но вообще
"с соседними государствами". Никаких "соседних государств",
кроме Турции, тогда на границах трех округов не существовало. Но если иметь в
виду, что на вопрос турецкого уполномоченного в Бресте Хакки-паши: "кому
собственно принадлежит Кавказ?". Троцкий дал ответ: "кавказским
народам", то придется допустить, что советские дипломаты, под другими,
кроме Турции, соседями Карсской и Батумской областей разумели Грузию и Армению,
рисуя себе их притом заранее в советских красках. Была в этом, по видимому,
попытка демагогии, зондирование чувств "кавказских народов", еще не
провозгласивших своей независимости, с целью привлечь их к себе. Впрочем, н
станем входить в подробности. О значении доктрины самоопределения в системе
Брестского мира достаточно известно. Скажем лишь, что, приспособляясь к
лозунгам дня, турки сначала же в возвращении трех санджаков ― "турецкой Эльзас-Лотарингии"
― видели не аннексию, а лишь исправление совершенной в 1878 году
несправедливости. Одновременно обратились однако и к плебисциту, в занятой
фактически стране осуществленному по условиям того сумбурного времени весьма
кое-как.
Словом, в 1918 г. Турция получила обратно три санджака, но приобретение это
оказалось тогда непрочным, в виду поражения к концу того же 1918 г. Германия и
ее союзников. По соглашению о перемирии, подписанному в Мудросе (на острове
Лемнос), со стороны Турции Рауф-беем 30 октября 1918 г. предусматривалось:
очищение турками занятых ими частей Закавказья (однако не единовременно и не
безусловно!); упразднение турецкого контроля на участках Закавказских железных
дорог, в сфере их оккупации; занятие союзниками-победителями Батума и Баку,
передача им контроля железных дорог и пр.
Новым фактором были теперь независимые кавказские республики. И хотя могло
казаться, что ничто отныне не помешает утверждению в трех округах власти
древних хозяев ― Грузии и Армении, на самом деле турки сохранили по многим
причинам возможность продолжать там борьбу за свое влияние и в 1919-1920 гг.
Севрский проект мирного договора с Турцией 1920 г. обрекал округа Батума,
Карса и Ардагана на включение в состав Грузии и Армении. Республики эти не
успели однако там размежеваться. Впрочем, внешняя история коренного перелома,
вызванного полным крушением Кавказской политики великих держав победительниц,
перелома, повлекшего за собой уничтожение Севрского договора и падение
независимых кавказских республик, достаточно всем памятна.
Но еще раньше вопрос о трех санджаках вновь был поставлен, притом весьма
недвусмысленно, турецким национальным движением, вызванным проектами раздела
Турции.
Хоть и звучит парадоксально, несомненно однако, что для идейного обоснования
борьбы своей за национальное существование Турции пригодились и имевшие тогда
огромный вес заявления президента Вильсона. Относящееся к Турции положение
знаменитой речи его 8 января 1918 г. о "четырнадцати пунктах"
гласило: "турецким частям нынешней Оттоманской Империи должен быть
обеспечен прочный суверенитет", одновременно с предоставлением
"возможности автономного развития" подвластным национальностям.
Ответом, в сущности, на поставленный здесь вопрос о "турецких частях
Оттоманской Империи" и явился так называемый Ангорский Национальный пакт,
с его противопоставлением провинций оттоманского, т. е. преимущественно
турецкого большинства владениям Султана с большинством арабским.
Впрочем связь турецкой национальной программы 1919 и сл. годов с
Вильсоновой идеологией признана самим вождем национального движения. В одном из
своих автобиографических сообщений, Мустафа Кемаль, заявил, что на первых порах
и ему хотелось определить границы национальной Турции в соответствии с
гуманитарными принципами Вильсона. Но он тут же прибавляет, что опираясь на эти
принципы, он отстаивал, т. е. оправдывал границу, которую турецким штыкам
удалось установить и защитить1.
Ангорский Национальный Пакт, дело национальных конгрессов 1919 г., принятый
турецкими депутатами в Константинополе 28 янв. 1920 г., а Ангорским Большим
Собранием в начале 1921 г., являясь главной хартией новой Турции, вовсе не
подчеркивает этнической исключительности или абсолютной однородности
обновляемого турецкого государства. Он мирится с отходом от Оттоманского
государства частей его с преобладающим арабским большинством; но в то же время
провозглашает единство и нераздельность остальных территорий, населенных
"Оттоманским мусульманским большинством". Вообще в этом пакте (ст. 1)
идейная связь с традицией Оттоманского Султаната, еще тогда не упраздненного,
далеко не прервана. Разумеется, мысль о единстве "турецкой" части
бывшей Империи, составляла самую основу национального движения. Она одушевляла
участников Эрзерумского Конгресса (июль 1919 г.) и Сивасского Собрания
(сент.-окт. 1919 г.). Члены последнего телеграфировали в Стамбул султану: ни
клочка земли наших вилайетов армянам или кому бы то ни было!
В пакте 1920-21 гг. окончательно закреплены: отказ от арабских провинций,
т. е. Сирии, Палестины, Ирака и начало неделимости территорий, населенных
"оттоманским мусульманским большинством" ― большинством включавшим,
надо помнить, не одних турок, но и других; прежде всего курдов, затем черкесов,
лазов и т. д. Провозглашая это начало в ст. 1-ой пакта, Ангорское Собрание
бросало вызов не только Греции и Армении, но также великим державам,
подготовлявшим тогда проект Севрского договора. Последствия этого вызова хорошо
известны, и памятен путь, усеянный трупами, от "Севра" до
"Лозанны".
Нам необходимо было коснуться вкратце Ангорского пакта, потому что вторая
статья его гласит следующее: относительно трех санджаков (Батум, Ардаган,
Карс), присоединившихся по всенародному голосованию к отечеству, лишь только
они были освобождены (т. е. в 1918 г.), мы допускаем обращение вновь, если
необходимо, к свободному и всенародному голосованию.
Таким образом, национальная Турция в вопросе об этих округах оставалась в
общем на почве идей Брест-Литовского договора, но упрощала их, довольствуясь
формулой: плебисцит. Но по чьему адресу принималась в 1919-1920 гг. эта
формула? Конечно по адресу Армении (Карс) и Грузии (Батум).
На деле вопрос о "трех санджаках" разрешен был не народным
голосованием, и не переговорами с соседями, а силой оружия, в обстановке, опять
круто изменившейся сравнительно с 1918-1920 гг. благодаря захвату Советами
последовательно Азербайджана, Армении и Грузии и благодаря утверждению между
Советами и Турцией дружественных, союзнических отношений. В ст. 1-ой договора о
единении и братстве, подписанного в Москве 16 марта 1921 г. и ссылавшегося во
вступлении на принцип свободы наций и право каждой из них распоряжаться
свободно своей судьбой, стороны подтверждали постановления Национального Пакта
28 января 1920 г., относительно турецкой территории. Этим решалась и судьба
санджаков. А в ст. 2-ой заявилось, что "Турция уступает Грузии свои права
суверенитета на территорию, расположенную к северу от границы... (имеется в
виду часть прежней Батумской области к северу от новой, тогда установленной,
границы), а также город и порт Батум". С этим существенным уменьшением
Турция получила в 1921 г. обратно, как в 1918 г. и от того же контрагента, три
санджака. Нам нет надобности останавливаться на Карсском договоре октября того
же 1921 г., где сторонами являются и советские республики Кавказа.
Историческое значение для Кавказа и для Турции акта, подписанного в Москве
16 марта 1921 г.2 очевидно. Все, что проливает свет на подготовку
его, заслуживает поэтому нашего внимания. Между тем, некоторые обстоятельства
остаются до сих пор недостаточно выясненными. Каковы, например, были
грузино-турецкие отношения в первые месяцы 1921 г., т. е. непосредственно перед
вторжением в Грузию советских войск и далее до оставления грузинским
правительством 19 марта 1921 г. Батума? Правительство это не могло не знать,
что возвращение трех санджаков было одной из целей турецкого движения; что это
требование было выдвинуто уже на конгрессе в Эрзеруме летом 1919 г. Надо
полагать, и Национальный Пакт не мог остаться неизвестным правительству
независимой Грузии. У него были все способы следить с начала же за борьбой
национальной Турции. Оно имело своего представителя при правительстве
ангорского собрания, и с посольством этим связывались большие надежды. Каковы
были инструкции грузинского представителя, и какого было отношение пославшего
его правительства к пункту национального пакта о Карсе, Батуме, Ардагане и к
вопросу о грузино-турецкой границе?3 Данных по этому вопросу не
имеется. Между тем, нет сомнения в том, что в кругах грузинского правительства
очень рассчитывали на турецкую помощь против советского нападения. Это,
собственно, и придавало особенное значение и особенный, дружественно-искательный
характер миссии, ныне покойного, С. Мдивани в Ангоре. И в этих надеждах не
было, по существу, ничего абсурдного, потому, что мысль об оказании помощи
Грузии против коммунистов не была чужда турецким националистам, по крайней
мере, части их, это достаточно известно. Как писал в 1922 г. хорошо
осведомленный французский публицист Морис Перно: "в течение всего 1920 г.
и до последних дней марта 1921 г., Ангора колеблется между двумя политиками:
оказать помощь Грузии и помещать тому, чтобы русские большевики водворились
победоносно в кавказских республиках, или же помочь русским завоевать Кавказ и
поделить с ними плоды" этой операции. Формулировка эта в общих чертах
соответствует действительности. Торжество второй из этих политик и выразилось в
подписании русско-турецкого договора 16 марта 1921 г. Поворот дела роковой для
Грузии и всего Кавказа! О совершении этого акта в Европе, насколько я
припоминаю, узнали довольно поздно. В какой момент он стал известным
грузинскому правительству? Об этом точных данных не имеется.
Указанные выше два течения турецкой политики можно, отчасти, связать с
именами, первое ― Бекир-Сами-бея, второе ― Юсуф-Кемаль-бея. Взял верх
последний, подписавший, вместе с Чичериным, московский акт 16 марта. В мае 1921
года первый даже уступил второму руководство иностранными делами. Возможно,
впрочем, что в течение некоторого времени, уже после твердого принятия
московского курса, т. е. и после акта 16 марта, но до его ратификации некоторые
представители Турции продолжали, где надо, действовать или высказываться в духе
другой политики; быть может, ловкости ради, т. е. для усыпления внимания? Как
бы то ни было, нет сомнения в том, что на помощь турок грузинское правительство
надеялось еще в марте 1921 г., т. е. до самого конца своего. Но было бы интересно
знать, какие компенсации оно предлагало Ангоре за эту помощь?
В заключение позволю себе привести кое-какие записи, сделанные в те
огорчительные дни в Париже лицом, близко стоявшим к грузинскому
дипломатическому представительству заграницей. Ограничиваюсь, конечно, тем что
имеет прямое отношение к теме. Свои пояснения и замечания ставлю в скобки.
24 февраля 1921 г. Телеграммы из Тифлиса и Рима: Ангорское правительство
сообщило нашему, что займет Артвин и Ардаган. (О Батуме умолчание. Почему? С
большой вероятностью можно предположить следующее: о Батуме в это время велись
турецко-советские разговоры в Москве, где подготовлялась уступка Батума советской
Грузии, в обмен, по видимому, на помощь деньгами и военными припасами,
обещанными Москвою туркам: о последнем сообщает и М. Перно. Впрочем, такая
уступка оправдывалась и соображениями политического благоразумия. Одновременно,
в переговорах между грузинами и другими турками обсуждалась, по видимому,
возможность организации обороны против советских войск хотя бы в Батумском
районе, совместно с турками, или, может быть, при их нейтралитете).
25 февраля. Послали телеграмму в Лондон (на имя Верховного Совета великих
держав, имевшего там в эти дни сессию) с протестом по поводу Артвина и Ардагана
(следует запись о вручении в этот день грузинским посланником А. Чхенкели
верительных грамот президенту Республики Мильерану. О вступлении в этот же день
большевиков в Тифлис Париж еще не знал).
27 февраля. Прибыли в Лондон (следует длинный ряд заметок о различных
встречах в этот и следующие дни, о падении Тифлиса, о наступлении советских
войск) 5 марта. Ангорцы звонили из Савой-отеля. 6 марта: А. Чхенкели без меня
был у ангорцев, вечером сообщил свои впечатления. (В Лондоне сделана была тогда
великими державами попытка смягчить в пользу турок драконовские условия
Севрского договора. Пришли даже к некоторым соглашениям с делегатами Ангоры, но
соглашения эти не получили одобрения Турции. Вместе с тем, в Лондоне же
обсуждалась грузинскими делегатами с г. Филиппом Бертело возможность
грузино-турецкого модус-вивенди в Ардагане).
Лондон, 13 марта. Рейтеру сообщают из Константинополя, что вчера, в
субботу, там был слух о вступлении турок в Батум. Грузинские газеты от 16-24
февраля! Батумские даже от 26-27-го. Бюллетень об "отходе живой силы в
район Авчала-Мцхет", в виду "глубокого обхода" кавалерией. ―
Вчерашний "Тан" в передовице упоминает что Советы в несколько недель
отняли у Грузии независимость, признанную Верховным Советом, и что турки тоже
участвовали в этом разрушении.
Понед. 14-го. В Форейн-Оффисе сообщили: Грузинские войска на Взыби.
Правительство в Кутаиси. Военные действия в Они, Хони. Противник форсировал
Сурамский перевал. Военные припасы имеются.
...Телеграмма из Константинополя от Сабахтарашвили4: он прибыл
туда вместе с А. Шевалле (французским комиссаром в Тифлисе). Грузинские войска
занимают линию Шорапан-Рион-Зугдиди. Турки в Батуме. (Члены грузинского
правительства) желают, если можно, остаться хоть в Батумской области и просят
дипломатически оградить наш суверенитет там. С. имеет говорить на эту тему
генералом Пеллэ (верховным комиссаром союзников в Константинополе. Легко
понять, что и разговоры о модус-вивенди в Ардагане, о которых см. выше, имели
смысл лишь в связи с попыткой, по соглашению с турками, удержаться в районе
Батума).
Париж, 16 марта. Был с Сумбатовым (кн. М. А.) у Перетти (делла Рокка),
директора политических дел (на Орсейской набережной). Сообщил ему о разговоре
нашем в Лондоне с Ф. Бертело относительно турок. По словам Перетти, грузинское
правительство просило разрешения погрузиться на пароход (в Батуме. Ясно, что
после этого теряли всякий смысл разговоры о грузино-турецком компромиссе.
Точнее, теперь туркам не о чем было говорить с правительством, убегавшим
заграницу. Впрочем, в этот же день было подписано Москвою и Ангорою
соглашение, котором см. выше. Однако, о
нем еще не знали, и казалось, что положение можно было еще исправить).
17 марта. В газетах (тенденциозная) телеграмма Роста из Тифлиса от 10-го,
об освобождении грузинского пролетариата от гнета меньшевиков и пр.; сообщение
Рейтера из Батума ― источник английский ― о взятии Поти большевиками, о 24-х
часовом перемирии, по истечении которого борьба возобновилась. ― Вчера, 16
марта, подписано англо-русское торговое соглашение (плод разговоров
Ллойд-Джорджа ― ведь торговали же и с людоедами! ― и Красина середины 1920 г.),
главная причина холодности англичан к нам в настоящее время (16-ое марта 1921
г. поистине знаменательная дата: в этот день подписано и русско-турецкое
соглашение. Совпадение не случайное. В 1920 г. политика единения и
солидарности, предложенная кавказским республикам лордом Керзоном через г.
Ванситтарт, ныне достаточно хорошо известного сэра Роберта Ванситтарт ― не
удостоилась их одобрения. Позже, очень скоро, Англия на деле предоставила
Советам свободу действий на Кавказе. Впрочем, о событиях 1920 г. и о кавказских
разговорах в Париже и С. Ремо я подробно писал в другом месте).
18-го марта. Подписан мир между Польшей и Россией. Без известий о положении
грузинских войск. Правительство, очевидно, все еще в Батуме.
19-го Чхенкели, вернувшийся вчера (из Лондона) сообщил о свидании своем с
Керзоном, 17-го марта. И Керзон вспомнил о Сан-Ремо! Позже мы совещались о том,
как быть с турками, с соседями и пр., когда нас, вместе с ангорцами, позовут
французы, согласно обещанию Бертело (при всей безнадежности, канитель эта еще
тянулась! Впрочем, в 1921 г. в Париже положение не казалось окончательно
безнадежным).
20 марта. Совещание у армян. Чхенкели, Сумбатов, я, Агаронян, Хатисов. 3
ч.: совещание у нас: мы трое, Топчибашев с Магерамовым, Чермоев. Тема:
конфедерация Кавказа, коалиция с турками.
21 марта... Сидели (те же трое) у Перетти и преподробно беседовали о
грузино-турецких делах. ― Грузино-турецкое столкновение в Батуме? (в этот день
в газ. "Тан" сообщены были депеши собственного корреспондента: 1) от
19 марта, о прибытии турецких сил на северную границу Батумской области; о
сохранении там грузинской администрации; о заявлении Кязим-бея, ангорского
делегата при грузинском правительстве, что "турки воспротивятся силою
оружия всякой попытке красных проникнуть в Батумскую область"; 2) от 20
марта, о денонсировании грузинским правительством соглашения с турками и о
начатии ими переговоров с большевиками, о недовольстве этим населения; о
намерении турок сохранить Батум впредь до решения вопроса Ангорой и Москвой. ―
Сведения эти заслуживают внимания, но требуют, конечно, критики. В них ―
отражена попытка "соглашательства" с большевиками и крушение
"турецкой" комбинации грузинского правительства).
22 марта. По поводу наших толков о том, как грузинское правительство с
помощью турок будет гнать большевиков из Закавказья, я, полушутя, говорю
Чхенкели: а ведь вы все теперь попадаете в ту же позицию, какую занимали в 1914
году (за что их так поносили) Георгий Мачабели, братья Л. и Х. Кереселидзе, М.
Церетели и др. ― они тоже с турками собирались гнать русских! Чхенкели
поморщился.
23 марта. В 4 часа свидание наше (Чхенкели, Сумбатов и я) с Бекир-Сами-беем
и одним из его коллег в кабинете г. Бертело, в присутствии г. де Перетти (делла
Рокка).
Узнаем о прибытии в Константинополь гг. Жорданиа и Гегечкори. Они
направляются в Париж вместе с г. Шавелле.
24 марта. Письмо г. Бекир-Сами-бею (мы пишем). От Гегечкори вчера (т. е. 23
марта) была телеграмма: турки в Батуме принимали меры, сделавшие продолжение
войны невозможным. Кязим-бей объявил Батумскую область присоединенной к Турции,
а себя ― ген.-губернатором. В виду предложения разоружиться и покинуть
территорию ― пришлось распустить фронт. Правительство выехало 19-го в
Константинополь, красные же вошли в Батум.
25 марта. В отеле Кларидж свидание с Бекир-Сами-беем, при участии Чхенкели
и моем; Топчибашева с товарищами, Чермоева и Джабаги.
(Далее запись о предстоящем прибытии во Францию увезенных грузинским
правительством ценностей). Над драмой Грузии опустился занавес.
26 марта. Бертело письменно просит сообщить текст модус-вивенди, который
грузинское правительство желало бы установить
в Ардагане, дабы он мог посодействовать установлению дружеских отношений
между двумя правительствами (некоторые переговоры или разговоры, особенно
дипломатические и политические, продолжаются, даже когда перестала существовать
вызвавшая их жизненная обстановка. Так, хвост ящерицы, и отделенный от ее
туловища, не перестает, говорят, шевелиться).
27 марта. Из Константинополя сообщают от 26-го газ. "Тан": между
большевиками и кемалистами не было конфликта из-за Батума. Напротив, между
Москвою и Ангорою согласие. Красные русские вступили в Батум.
Представитель Грузии в Ангоре (С.Г. Мдивани; одновременно брат его, Буду
Мдивани, был там же представителем Москвы) получил свои паспорта и выехал в
Константинополь (т. е. после занятия турками Артвина и Ардагана он еще целый
месяц оставался в Ангоре).
28 марта, Греки наступают на турок. Парадокс: Мустафа Кемаль имеет друзьями
одновременно французов и большевиков!
Роста (Рос. тел. аг.) сообщает из Москвы от 24 марта: отъезду прежнего
грузинского правительства предшествовало соглашение с советским правительством,
подписанное в Кутаиси, в силу которого меньшевицкое правительство уступило
территорию, занятую его войсками грузинскому революционному комитету. Последний
завладел также оружием и военным снаряжением меньшевицкой армии. Революционный
комитет обязался предоставить амнистию сторонникам прежнего правительства.
Мирное соглашение состоялось благодаря усилиям русского правительства; его
чрезвычайный уполномоченный Енукидзе был посредником во время переговоров.
29 марта. Составлено (наше) ответное письмо на имя Бертело и резюме
конференции в Кларидж-отеле (см. выше под 25-ым марта). Н. Жорданиа и его
министры выехали из Константинополя в Париж.
30 марта. Лондонскому (социал.) "Дэли Геральд" сообщают 28-го из
Москвы о подписании соглашения между прежним правительством Грузии и грузинским
революционным комитетом (краткое изложение условий. Ср. выше под 28 марта).
2 апреля. Встречали на Лионском вокзале Жорданиа, Гегечкори и др. С ними приехал
и А. Шевалле, французский комиссар.
3 апреля. (В грузинской легации) с Гегечкори и Чхенкели, Г. сообщает
главные факты катастрофы.
5 апреля. Познакомился с А. Шевалле, который долго сидел (у нас в легации).
По его словам, французское правительство особенно интересуется вопросом о том,
вошло ли грузинское правительство в соглашение с большевиками
("пактизе") или нет. Если да, то трудно будет признавать прежнее
правительство. Шевалле говорит: по сведениям Стокса (б. английский комиссар в
Тифлисе) такое соглашение действительно состоялось.
Московское радио передает: "Из Тифлие телеграфируют детали соглашения
в Кутаиси между старым грузинским правительством и революционным комитетом. Все
военные операции приостанавливаются, и все войска передаются в руки революционной
власти. Старое грузинское правительство считается распущенным с 25 марта, армия
распускается, и все оружие, передается революционному комитету. Всем
приверженцам старой власти гарантируется полная амнистия. Соглашение подписано.
Орахелашвили, как полномочным представителем советской Грузии, Лордкипанидзе ―
представителем свергнутой грузинской власти и Енукидзе ― от имени советской
русской федерации". (Посл. Извест. 5 апр. 1921. Ср. выше записи от 21, 28
и 30 марта).
6 апр. Гегечкори меланхолически заявляется: "сдается мне, что такое
соглашение в Кутаиси действительно состоялось!".
З. Авалишвили.
1) Воспоминания Гази М. Кемаля паши в Ревю
де-з-Этюд Исламик. 1927.
2) Обмен ратификациями последовал 22 сентября
того же года в Карсе.
3) Признавая новое турецкое правительство,
притом, по видимому, в особенно подчеркнутой форме грузинское правительство
признавало в сущности Национальный пакт.
4) Тов. министра иностранных дел Груз.
республики. Министр и. д. Е. Гегечкори был в Европе с конца 1920 г. Выехав из
Парижа 15 февр. 1921 г., он обратно в Тифлис не попал.
З. Авалишвили, От Сан-Стефано до Батума
(1878—1921). // Кавказ (Le Caucase). Орган независимой национальной мысли. — Paris: Typographie Franco-Caucasienne, № 1/49, Январь, 1938. Стр. 13―24.
No comments:
Post a Comment