О корнях мюридизма на Кавказе по рассказам Шейх Шамиля (1866)

О корнях мюридизма на Кавказе по рассказам Шейх Шамиля

Таковы показания Шамиля о муридизме. Обратимся за тем к разъяснению действительной причины газавата, которая Шамилем толкуется не так, как толковали ее наши военные писатели. Ошибка их — по уверениям бывшего имама — заключается в неправильном наименовании как причины, так и местности, откуда муридизм проник на Кавказ. Наши писатели называют при этом Бухару и потом бухарца Хас-Мухаммеда, "воспитывавшегося первоначально у кюринского кадия Муллы-Мухаммеда, а впоследствии получившего окончательное образование на своей родине — Бухаре, откуда возвратившись, он передал все тайны нового учения своему бывшему наставнику." Шамиль объясняет это иначе. Мы, однако, не можем следовать за ним во всех подробностях его рассказа о появлении в Дагестане учения тарыката; мы проследим только нить его рассказа.

В городе Багдаде жил ученый муж, по имени Халид-Сулейман; это был муршид в полном значении этого слова. От него то учение тарыката перешло в Дагестан следующим образом. Известный во всем Ширване как ученый и богобоязливый человек, житель селения Курдомир, по имени Исмаил (в последствии Шейх-Исмаил),отправившись в Мекку на поклонение гробу пророка, посетил Халида-Сулеймана. Халид прозрел в нем избранника свыше и отпустил его домой с званием муршида и с наставлением: передать тарыкат жителю селения Яраги (Яраглар) Курали-Магоме, а ему приказать передать его, в свою очередь, одному из нукеров Аслан-Хана казикумухского, Джемалэддину, состоявшему при хане в звании мирзы или секретаря. По возвращении на родину, Шейх-Исмаил раздумывал, как бы успешнее выполнить приказание своего наставника, как вот является к нему уроженец Ширванского ханства, по имени Ширвани-Хас-Мухаммед, с целью пополнить свои познания в шариате. Но вместо шариата ему пришлось изучить тарыкат. Пораженный открывшимся ему истинами, он сказал однажды своему наставнику: "как бы хорошо было, если бы нашу науку передать моему прежнему учителю, Курали-Магоме. Но только он уж слишком ученый человек, так что едва-ли поверить тому, что предписывает тарыкат." Этого открытия только и нужно было Шейх-Исмаилу: он начал действовать на Курали-Магоме через Хас-Мухаммеда, достиг своей цели и передал ему звание муршида с приказанием поучать людей тарыкату, а при случае передать его Джемалэддину. Упоминаемый в этом рассказе Хас-Мухаммед и есть тот самый, который у наших писателей называется "бухарцем", но, по уверению Шамиля, такого бухарца в Дагестане никогда не было.

Курали-Магома стал распространять через учеников новое учение; слава о нем пошла по Кавказу, и скоро между учениками его появился и Джемалэддин, который, заслышав призывавший его внутренний голос, оставил своего хана и поспешил туда, куда звала его судьба. Через несколько месяцев он стал уже муршидом и около пяти лет проповедовал правила тарыката, "в тишине и спокойствии, без всяких приключений."

Наконец, во второй половине двадцатых годов, дошел до Джемалэддина слух о Гас-Мухаммеде, как об известном проповеднике шариата. Провидя в нем будущего муршида, Джемалэддин письмом звал его к себе в Кумух, на что тот сначала уклонился, а потом явился сам в Казикумух и, пораженный прозорливостью Джемалэддина, увлекся учением тарыката и скоро получил право, в звании маазуна, проповедовать его в северном Дагестане. Массы учеников стали стекаться на проповедь нового энергического муршида, покинувшего шариат ради тарыката, а в числе их явился и Шамиль.

Однажды, занимаясь с Шамилем чтением книг, Газ-Мухаммед повел вдруг такую речь: "Чтобы там ни говорили Курали-Магома с Джемалэддином о тарыкате, как бы усердно мы с тобою ни молились и каких бы чудес ни делали, — а одним тарыкатом не угодим Богу: без газавата не будет нам спасения... Давай, Шамиль, газават делать!" Шамиль, сперва пораженный такою переменою убеждений муршида, скоро опомнился и отвечал: "Давай делать газават!.." И с этих пор начинается священная война, в которой сперва, потерпевши неудачу под Хунзахом, Шамиль не принимал деятельного участия и опять было склонился на сторону тарыката; но предприимчивый Гас-Мухаммед остался непреклонен к мирным требованиям Джемалэддина, и последнее его слово было: "газават, газават!" С этих пор он окончательно разошелся с прежним своим наставником и, встретив в нем противодействие своей проповеди, возненавидел его и поклялся ему мстить...

Хорошо известны события в Дагестане с тех пор, как стал действовать на умы горцев Гази-Мухаммед. Но все же настоящею причиною восстания в Дагестане — по мнению автора — были не Курали-Магома с его муридизмом и не Гази-Мухаммед с его фанатизмом, а деспотизм и испорченность дагестанских владетелей, коварство и корыстолюбие Аслан-Хана Казикумухскго; воздвигнутое же им гонение за веру было тою каплею, которая переполнила чашу терпения горцев и пробудила все их страсти, до тех пор дремавшие под ханской тиранией. Шамиль объясняет это обстоятельство завистью Аслан-Хана к успехам проповеди и к популярности Джемалэддина. Восемь лет Аслан-хан терпел тарыкат в своих владениях; но с тех пор как необыкновенные успехи этого учения стали слишком явны, зависть стала грызть сердце Аслан-хана и ему даже казалось, что новое учение ниспровергнет его власть, а его самого заменит Джемлаэддин. Известно, как он призвал к себе мирного муршида и велел избить его до полусмерти. Избитый Джемалэддин, миролюбивейший и скромнейший обыватель Дагестана, решился написать к Курали-Магоме, соединившемуся с Гази-Мухаммедом, письмо, в котором просил извинения за свое противодействие новому имаму, и с этого времени тарыкат, можно сказать, задремал, уступивши место свое кровавой проповеди Гази-Мухаммеда. С другой стороны, Курали-Магома, также перенесший оскорбление и гонение от Аслан-Хана, совершенно прекратил проповедовать тарыкат, строго приказал о том же Джемалэддину, и таким образом, прекращая распространение тарыката, способствовал косвенным образом возбуждению газавата... Тогда и Шамиль решительно соединился с Гази-Мухаммедом.

Автор статьи, передавши взгляд Шамиля на дело муридизма и газавата, приходит к тем заключениям, что 1) зародыш священной войны бесспорно лежит в основании мусульманской религии, но 2) все же основания дагестанского газавата лежат не в возбудительных проповедях фанатиков, а в дурно-организованном управлении, допускавшем повсеместное угнетение народа со стороны туземных владетелей. Успехи газавата находятся в прямой связи с унижением прав туземной аристократии и первое слово Шамиля было не "газават", а "равенство", в котором так нуждались горцы после долговременного гнета от своей аристократии¹. Что до самого Шамиля, то он только говорит, что "деспотизм дагестанских владетелей действительно много содействовал начальным и последующим успехам газавата, но что идея священной войны родилась в уме Гази-Мухаммеда независимо угнетений народа и общего с ними ничего не имеет"... Но и этого довольно, чтобы вопрос о "газавате" выставить нуждающимся в дальнейшей критике и более широких исследованиях...

¹⁾ О “равенстве”, доставленном Шамилем дагестанцам, можно судить ниже, по статье г. Пржецлавского.

“Кавказ”, газета политическая и литературная, за 1863, 1864 и 1865 годы, Н. И. Воронова. Записки Кавказского отдела Императорского Русского географического общества. Книга VII. Первый выпуск (1866)